00
В детстве меня на все лето отправляли к бабушке. Расстояние между моим поселком и городом на Волге, где она жила, чуть больше трехсот километров. Тогда единственным вариантом добраться туда была поездка на автобусах с четырьмя пересадками. Путь занимал восемь-девять часов. Год за годом я повторял один и тот же маршрут. Я помнил названия городов и рек, знал инфраструктуру каждого вокзала, где мы совершали пересадки, мог сказать как ландшафт изменится за очередным поворотом. В пути меня гипнотизировали две вещи. Первая — линии электропередач. Огромные железные опоры казались роботами, которые могут уничтожать леса и разделять огромные территории проводами. Я боялся их и с трепетом рассматривал каждую, чтобы проверить, не двигается ли она. Вторая — даты. Таблички сообщали или о времени основания или о последних юбилеях городов. Числа сильно отличались друг от друга и указывали на временные отрезки, которые мне было сложно понять — 950, 850, 400, 200 лет. Поселки же были отмечены датами — 1918, 1919, 1920, 1921, 1925. Я знал, что у моего поселка тоже есть такая дата и чувствовал связь с этими местами, но не мог ее артикулировать. Я задавал вопросы родственникам: почему место моего рождения не такое старое, почему поселок стоит буквально между лесом и болотом, почему мои родственники решили тут жить, ведь кроме комаров в этом месте ничего не было, почему и откуда в поселок приехало так много людей, скучали ли они по местам своего рождения, о чем они мечтали? Я так и не получил ответов, которые бы меня устраивали. Поэтому в детстве мне казалось что место моего рождения не вполне настоящее, а только притворяется таковым. Это ощущение не изменилось спустя много лет.
01
В этом тексте я использую архивные материалы, официальные речи и письма, законы, статистистические данные, научные статьи, художественную литературу, плакаты, газеты и прочее. Но самое важное — это интервью с работни:цами , которые переселились в поселок моего рождения в советское время, немногочисленные мемуары и воспоминания — как собранные из постов и комментариев, так и мои собственные.
Торфяная разработка — это сезонная работа, которая длится примерно с апреля по сентябрь. Больше половины рабочей силы на торфе составляли женщины. Официальная позиция называлась торфяница, но в разговорном языке женщин, работающих на болоте, уничижительно называли торфушками. Девушки приезжали на работу из сельской местности разных регионов, от Рязанской и Владимирской областей до Мордовии, Марий Эл, Татарстана и Чувашии. Слово торфушка стало собирательным и до сих используется в поселке, чтобы описать неопрятно одетую женщину или секс-работницу.
Информации о сезонных работни:цах на торфе ничтожно мало. Они не то что бы вычеркнуты из истории и архивов — они туда никогда не были внесены. Их существование описано в художественной литературе и медицинских журналах. Их жизнь и работа зафиксирована цифрами, за них всегда говорили начальники. Чтобы понять, как индустриализация и параллельные переселения формировали идентичность и коллективную память, мне кажется важным представить социальный ландшафт, в котором жили и работали торфяницы.
Работая над симуляционным пересозданием историй торфяниц, я частично использую метод афроамериканской исследовательницы Саидии Хартман (Saidiya Hartman). Она создает нарратив темнокожих женщин, живших в начале XX века в США, который радикально отличается от представления о них в газетах, литературе того времени и в заархивированных документах. Она соединяет свой голос с голосами этих женщин в неразделимые отношения, которые формируют чувственное восприятие жизни ее героинь1. Вместе с тем, моя методика художественных симуляций сильно отличается от тех, что разрабатывала Хартман. Она пишет о конкретных темнокожих женщинах с опытом расиализации, дискриминации и, часто, рабства, зная детали их жизни. Например, имя, возраст, место жительства, профессию или членов семьи.
У меня нет прямого контакта с женщинами, работавшими на торфоразработках. Я опираюсь на интервью, взятые другим человеком. Я не знаю ни точных имен, ни возраста, ни места рождения, ни этничности интервьюированных и использую только ничтожно маленькую часть их опыта и историй. Их имена будут заменены придуманными инициалами, а название торфяного поселка, где они работали, не будет указано. Истории торфяниц, присутствующие в тексте — это ; базируясь на реальных фактах, истории не описывают конкретную персону.
Перед интервью женщины были поставлены в известность, что их слова будут положены в основу этого текста; вместе с тем, им не было сказано, кто именно будет писать этот текст и с какой целью. Перед публикацией текст был прочитан персоной, которая интервьюировала торфяниц. Она решила не отправлять им этот текст, сказав при этом, что фактическая интерпретация их речи верна, но вместе с тем акцент сделан исключительно на тяжелых сторонах их жизни, без упоминания позитивных моментов работы на торфяниках.
Любой текст, особенно художественная симуляция, включает в себя субъективное восприятие. Являясь этнически русской персоной, выросшей в сельской местности N области и получившей высшее образование, я не могу говорить за работни:ц из деревень, живших во Владимирской области или приехавших из Республики Татарстан и Марий Эл. Симуляционные части и части с моими персональными воспоминаниями будут отделены от остального текста другим цветом.
02
В 1976 году в советском журнале «Иностранная литература» вышел роман венгерского писателя Лайоша Мештерхази (Lajos Mesterházi) «Загадка Прометея», который стал самой читаемой иностранной художественной публикацией года2. В романе Прометей выступал в роли социалистического героя-бога, который много работал, как и люди строящие коммунизм, и исчез в глубине подлинной истории великого человеческого множества, которое миллион лет борется, всегда ради завтра3. Исследователь Ихаб Хассан (Ihab Habib Hassan) описывает Прометея как главную фигуру современной мифологии, которая стремится выйти за границы человеческих и природных возможностей и в которой соединяются воображение и наука, миф и технологии, язык и числа.
Прометей как символ прогресса и технического развития в Советском Союзе начинает фигурировать примерно с 1960-х и связывается прежде всего с ядерной энергетикой или электронной промышленностью. В 1967 году Эрнст Неизвестный предложил эскиз скульптуры Прометея перед зданием Научного центра в Зеленограде. Эскиз был одобрен, фундамент под скульптуру был заложен. Но приближался очередной юбилей Ленина. Вместо Прометея на площади был поставлен монумент Ленину4.
Можно ли утверждать, что Прометей и Ленин значили одно и то же и необходимость их сравнения отпадала сама собой? Может быть, Ленин не нуждался ни в каком сравнении, потому что сам был мифом? Если Прометей был заменен Лениным, то Ленин также может быть заменен кем-то другим?
Отталкиваясь от этих вопросов, я утверждаю:
П ≤ Λ
где П = Прометей, Λ = Ленин (или Космологическая постоянная, характеризующая вакуум СССР)
Представим, что это утверждение истинно. Возникает вопрос — кто или что существенно больше и существенно меньше П и Λ:
? < П ≤ Λ < ?
Существование Советского Союза и создание коммунизма, помимо политико-военного порядка, в большевистской идеологии также связывались с технологическим прогрессом. В письмах к Кржижановскому Ленин говорит, что коммунизм можно построить только благодаря промышленности, а условием для промышленности может быть только электричество. Электрическая энергия воспринималась как нечто гибкое, как некая невидимая субстанция, которую человек мог создать и которая одновременно трансформировала все окружающее. В риторике советского государства электрификация была представлена как революционный прорыв, который одновременно трансформировал природные ресурсы в безгранично полезную и контролируемую силу, а гражданина в обновлённого социалистического человека5.
Если отталкиваться от слов и действий раннесоветского государства, что электрическая сила была ключевым пунктом построения нового мира, можно утверждать:
П ≤ Λ < А
где А = Электрификация
Получается, что А и есть тот компонент, который может заменить Ленина. Вероятно, кроме А могут быть и другие показатели, но мы остановимся только на А или электрификации.
03
Развивая мысль Эме Сезера (Aimé Césaire) о том, что колониальный мир это не только то, куда направляются колонизаторы (colonial world is not only where colonizers go), Элизабет Повинелли (Elizabeth Povinelli) говорит, что колониальная система это также инфраструктура перемещения ресурсов (как природных, так и человеческих) в европейские города с параллельным опустошением сельских пространств и ландшафтов. Все дороги ведут в Рим, и, независимо от того, как далеко они проложены, что-либо ценное по ним следует только в одном направлении6. Железнодорожная сеть, растянутая по всей Российской империи, неизменно соединялась в Москве и Петербурге — пунктах принятия ценностей из Сибири, Урала, Кавказа, Донбасса. Распределение людей и ресурсов с периферии осуществлялось исключительно в столицах.
Концентрация Белой армии в период 1917–1921 годов в главных энергетических регионах на развалинах Российской империи вызвала железнодорожный коллапс и топливный кризис. В этот период индустрия, работающая на Донецком угле или Бакинской нефти, практически перестала функционировать. Первый план электрификации, разработанный комиссией ГОЭЛРО в 1920 году, учитывал сложности транспортировки энергетического сырья с периферии Советского Союза в Москву и Петроград. Согласно плану, новые электростанции должны были использовать в качестве источников энергии локальные виды второклассного топлива — торф, уголь худших сортов, сланцы и водную энергию. План разрабатывался на 10–15 лет с увеличением производства электроэнергии с полумиллиарда киловатт до 8,8 миллиардов, добычи угля с 8,7 миллионов тонн до 62,3 миллионов, добычи торфа с 1,4 миллионов тонн до 16,4 миллионов7. Строительство электростанций формировало огромную энергетическую систему. Теперь перемещались не ресурсы, а энергия. Выстраивалась инфраструктура линий электропередач (ЛЭП) для транспортировки энергии на большие расстояния. Целью ГОЭЛРО было не столько развитие электрической промышленности, сколько всей экономики — быстрая индустриализация, развитие сельского хозяйства и транспортировка ресурсов и людей.
Комиссия ГОЭЛРО выстраивала план опираясь на результаты колониальных экспедиций по осушению болотистых территорий Российской империи, начавшихся в 1873 году под руководством генерала Жилинского. Задача экспедиций заключалась в «равномерном распределении влаги и освобождения излишков воды»8 в регионах Палессе/Полiсся (территории Беларуси и Украины), Мещерском крае и Барабинской низменности Западной Сибири для создания больших площадей земель для аграрной колонизации9. Члены экспедиции классифицировали и картографировали рельефы, особенности рек и болот, биологическую и геологическую жизнь. На основе этих исследований и мелиоративных работ в 1897 году почвовед Танфильев разработал классификацию болот и торфяников России, которая послужила базой для торфяной индустрии Советского Союза.
Одновременно с созданием энергетической индустрии возникали институты и принимались законы, фиксирующие ее важность. В 1918 году Лениным создан Главный торфяной комитет, призванный регулировать отрасль, обследовать торфяные залежи на территории Союза и выстраивать инфраструктуры, делающие добычу возможной. В этом же году подписан Декрет, который обязывал местные Советы рабочих и крестьян всячески содействовать разработкам10. В 1919 году были сформированы четыре управления, занимавшиеся строительством торфяных электростанций вокруг Москвы. Одно из них называлось Шатурским. Ленин подписал Постановление о признании строительных работ по сооружению Шатурской и Каширской электростанций оборонными и имеющими чрезвычайное значение по охране тыла11. К концу 1925 года строительство Шатурской электростанции было закончено.
План ГОЭЛРО следовал логике строительства железных дорог Российской империи — электрические станции, возведенные в разных местах и соединенные ЛЭП, направляли энергию в центр инфраструктуры, Москву. В десятках километров от Шатуры, вдоль магистральной железной дороги Казань — Москва, в деревне Х началась добыча торфа. В 1919 году был основан поселок Х. К 1925 году торфоразработка Х выпускала продукции на 197 238 тысяч рублей12. Чтобы обеспечить транспортировку торфа с места добычи до ГРЭС, между Х и Шатурой по болотам была проложена узкоколейная железная дорога.
Создание электрической индустрии стало возможным благодаря выстраиванию инфраструктуры и транспортировке рабочей силы. Поселок начался с постройки бараков для рабочих и конторы для представителей советской власти. Х постоянно строился и разрастался. В 1932 году в поселке заработала фабрика Y, выпускающая торфяной теплоизоляционный материал для военной индустрии. Через 10–15 лет в поселке были столовая и профилакторий для рабочих фабрики, а также школа, больница, клуб.
С начала 1920-х в разных регионах Союза, как и вокруг Шатуры, один за другим возникали рабочие торфяные поселки и небольшие городки. Со строительством новых поселений образовывалась иерархическая логика зависимостей, в которой поселки являлись ресурсными спутниками районных электростанций и/или крупных заводов, которые, в свою очередь, работали на обеспечение Москвы или Петрограда/Ленинграда.
04
Симуляция #1
Персона #1
Работает сезонно на торфоразработках предприятия «Назия» в Ленинградской области с начала 1930-х. Она молода, но ее тело разбито работой.
На черно-белой фотографии согнувшаяся женщина ползает в торфяной массе вперемешку с корягами. Ее тело, завернутое в непромокаемый костюм, по грудь погружено в массу. Руки скрыты под водой. Она отталкивает коряги от трубы, всасывающей гидроторф13, чтобы они не повредили насос. Она бросает коряги в гору слева и справа от нее. На втором снимке, предположительно сделанном с того же места, видны ландшафт разработок и конструкция насоса.
Через google image search я пытаюсь найти автор:ку этих снимков. Большинство вариантов, выданных поиском, показывают мне поля сражений западного фронта Первой мировой войны. Отсутствие какой-либо живой растительности, канавы, выкорчеванные пни и грязь образуют идентичные рельефы. При всей разнице условий пребывания в этих ландшафтах физические состояния людей во многом были схожи.
Сколько часов она ползала в торфяной жиже? Какая температура воды в конце апреля или начале сентября? Когда костюм начинает промокать? Когда она перестает чувствовать руки и ноги?
На этих снимках не показано, был ли у нее перерыв на обед, была ли возможность где-то согреться, была ли у нее с собой сухая одежда. Мы не видим ее распухших и посиневших рук и ног, не видим, как она снимает сапог и из него выливаются литры воды. Не слышим ее кашля, который переходит в хрип и заканчивается кровохарканьем.
Она с товарищками, по пояс в воде, стоит в карьере. Один из насосов вышел из строя — кто-то из них пропустил корягу. Сверху, на краю котлована, в теплой чистой одежде стоит начальник. Он без остановки орет на них несколько минут. Они стоят с опущенным взглядом. Она поднимает голову и обращается к коллежанкам:
— Девчат, а давайте-ка его окунем в болото, а? Чего это он такой чистый?!
Болезнь, приобретенная на торфоразработках, не отпускала ее даже когда она прекращала работать в воде. Кашель начинал прогрессировать, как только она опять оказывалась на болоте. Ни красивые платья, взятые из дома, ни песни на родном языке с девушками из ее деревни не могли облегчить ее состояние. Кровотечения и боль во время менструации были настолько сильными, что она проводила несколько дней в беспамятстве. Ее тело исчезало, но она продолжала работать.
Как она оказалась на торфоразработках так далеко от ее деревни? Поверила ли она мужику, говорящему на ее родном языке, который приезжал в деревню и рассказывал, что на торфе можно заработать? Возможно, ей не хотелось работать в колхозе? Хотела ли она работой на торфяниках заслужить паспорт и уехать учиться в город? О чем она мечтала, возвращаясь сезон за сезоном на разработки?
05
Франсин Хирш (Francine Hirsch) в своем исследовании пишет, что советский режим 1920-х рассматривал колонизацию как необходимый этап постоянной модернизации с целью интеграции людей в советскую экономику и инфраструктуру. Чтобы соединить народы и их территории, советская администрация манипулировала категориями нации и национальности, используя процесс двойной ассимиляции. Советские субъекты ассимилировались в официальные национальные категории и, одновременно с этим, новообразованные национальные категории ассимилировались в советское государство и общество. Двойная ассимиляция была важным механизмом синтеза различных популяций для создания постоянно модернизирующегося государства, которое готовится к обращению в социализм14. Индустриализация и интегрированные в нее добыча ресурсов, создание обслуживающих инфраструктур и переселение людей моделировали новые архетипы и сообщества с никогда не устающей рабочей силой, трудящейся на развитие советского государства. Кажд:ая важн:а в победе коммунизма, нет отдаленных мест, нет недостижимых целей для нового советского человека.
Электричество и процесс электрификации создавали нового советского человека. Электрические станции становились «высоковольтной опорой, занимающейся электрическим просвещением масс»15. Тело и ум человека трансформировались благодаря модернизации16.
Электрификация, и торфоразработки в частности, выполняют роль катализатора, который способствует трансформации сельского населения в рабочий класс. Проводя аналогии с предыдущим уравнением, я утверждаю:
А = Ω
где А = электрификация, а Ω = новый человек
Трансформация в нового человека популяризировалась через искусство, литературу, науку и агитационные материалы. В романе 1932 года «Солнечный клад» живущие в деревнях «последние из могикан глухомани» умирают. Освобождение «законсервированной энергии солнца», хранящейся в болоте, и преобразование этой энергии в электрическую трансформирует работни:ц, приехавших на торфоразработки. Из «темных», желающих только петь частушки «девок» они меняются в советских девушек, стремящихся к образованию и работе. Они готовы трудиться на благо советского государства, не жалея собственного тела. «Воля к победе» движет единым многомиллионным рабочим классом17.
«Их (торфушек) привозили, и Мордва, и Чувашия, кого только не было здесь. В бараках они жили тогда. Некоторые оставались здесь жить. Их нанимали, ездили за ними наши человека три, и в Чувашию, и в Мордовию — и набирали там, и привозили их по железной дороге. Строили для них бараки отдельно. Они кто на балалайке, кто на гитаре, пели на своих языках, ну нам интересно было, мы ходили смотрели, как они танцуют, как выглядят, что поют. Потом уезжали в конце сезона — некоторые возвращались в следующем году, кто-то оставался. Когда начали работать на фрезере, то прекратили они приезжать. Пока вручную все делали, то приезжали они». Н.B. вспоминает, что сезонных работни:ц вербовали на торфоразработки до 1960-х.
Многие работницы, приезжавшие на сезонные торфоразработки, затем оставались в поселках работать или переезжали в город. Согласно переписи, сельское население СССР в 1926 году составляло 82%, в 1939 — 67%, в 1959 — 48%, в 1970 — 38%18. В 1926 году 87.9% женщин в возрасте от 16 до 59 работали в аграрном секторе и перераспределялись на сезонную работу, когда в этом была необходимость19.
Агитационные листовки и газеты пестрели утопическими идеями и технооптимизмом, приводя статистику о перевыполненных нормах, соревнованиях в добыче торфа между артелями, жертвовании собственной жизнью ради спасения техники и об открытых в рекордно короткие строки электростанциях. Индивидуальный опыт работни:ц не совпадал с тем, как его описывали в пропагандистских материалах. Условия труда были невероятно тяжелыми. Брошюра 1931 года, выпущенная Институтом охраны труда, говорит о необходимости рационализации труда торфяниц. За восьмичасовую смену одна работница переносила до пяти тонн торфа. Корзина с торфом рывком укладывалась на плечо. Работница из-за тяжести и ускоренного темпа работы бежала по полю и взбиралась на двухметровые подмостки. Обеденных перерывов часто не было и женщины трудились без отдыха. «Если женщина поднимает чрезмерно тяжелый груз неудобным способом, при котором ей требуется затрачивать много сил для напряжения мышц передней стенки живота, то под влиянием этого напряжения мышцы начинают усиленно сдавливать находящееся в животе пространство со всеми лежащими в нем внутренними органами; в результате повышается так называемое “внутрибрюшное давление” и вследствие этого подвижно подвешенная матка начинает запрокидываться, а в более тяжелых случаях, особенно при длительной тяжелой работе, может опускаться вниз во влагалище или даже, как говорится “выпасть” (то есть выступить наружу через половую щель)»20.
Согласно исследованиям, 61 работница из 100 после работы на торфоразработках страдала хроническим расстройством менструального цикла. Многие работницы страдали бесплодием. Неизвестно, была ли в доступе эта брошюра в поселке Х, но, по словам Н.В. и Н.М., труд оставался ручным примерно до 1960-х. Условия проживания сезонных работниц были не лучше. В локальной газете в 1927 году была опубликована жалоба работни:ц Х болот о том, что они получают «недоброкачественный черный хлеб», «уборные находятся не в надлежащем порядке», а в бараках для торфяниц «ненормальная кубатура воздуха»21.
H.М. вспоминает, что они работали вручную «как первобытные люди» по шесть дней в неделю. После смены всегда оставались на переработки за дополнительные 10 копеек. Свой единственный выходной H.М. проводила за работой по дому и стиркой вручную для всех членов семьи. «Детство мое — хорошего я не видела. Ни разу нигде за свою жизнь не была, ни на отдыхе, нигде». В 1950–1960-е производство теплоизоляционных плит на фабрике Y достигло пика. На станции всегда стояли поезда, ожидавшие погрузки. Поселок был разделен магистральной железной дорогой на две части. Людям приходилось перелезать под составом, чтобы попасть на работу или вернуться с нее домой. «Один раз мне чуть ноги не отрезало, когда состав тронулся».
Торфушек всегда привозили на сезон, но некоторые из них оставались в поселке жить. «Вот баба **** Мордовка, баба ****** из Чувашии, ****** Татарка. Были из Марий Эл несколько. Да какая разница, сейчас все они русские», — говорит H.М.
Управление торфяных разработок не учитывало физическое и психическое состояние работ:ниц, их персональные трагедии, исчезновение культурной памяти о покинутых деревнях. Работа на индустрию лишала тела права на отдых, изматывая и калеча их.
Возвращаясь к художественной спекуляции и вопросу, какая составляющая меньше, как Прометея, так и Ленина, я предполагаю:
Т ≤ П ≤ Λ < А = Ω
где Т = торфяница, П = Прометей, Λ = Ленин (или Космологическая постоянная, характеризующая вакуум СССР), А = электрификация, Ω = новый человек
Следующее утверждение точнее описывает возможность нахождения между Т и П неограниченного числа показателей:
Т < … ≤ П ≤ Λ < А = Ω
при этом Т=0
06
Симуляция #2
Персона #2
Она работает на торфоразработках в Московской области в 1944 году.
Смена уже давно закончилась, но другая артель никак не приходила. Все силы были брошены на тушение пожара на втором участке. От их участка пожар был довольно далеко, но они спешили погрузить хотя бы штабелированный торф на случай, если пожар подойдет слишком близко. Она не могла вспомнить, когда последний раз присаживалась отдохнуть. Постель в бараке казалась сейчас самым прекрасным местом.
Как она тут оказалась? Сколько ей еще нужно продержаться? Возможно, если бы ей сказали точное время, она смогла бы рассчитать силы?
Наполнив корзину, она рывком вскинула ее на плечо. В глазах потемнело, но она устояла. Пятьдесят метров по полю, увязая в грязи, мостики через канавы, еще два метра вверх, опустошить корзину, обратно бегом к штабелям сухого торфа в поле.
Как остановиться? Неужели так никто и не придет им на смену? Сколько часов они уже тут?
Тракторы освещали поле сквозь кромешную темноту. Зарева огня не было видно, но дым горящего торфа был повсюду. Силуэты девушек двигались по полю, иногда попадая в лучи прожекторного света. Их движения были механическими и замедленными. Набить корзину торфом, вскинуть на плечо, 50 метров по полю, мостики через канавы, два метра вверх, опустошить корзину, бегом обратно. Она вскинула корзину на плечо. Голова затуманилась, перед глазами потемнело. Она упала.
Миннән калган киемнәрне
Туганнарым кисеннәр.
Кызлар кайткач, әнкәемә
Үлеп калды дисеннәр. 22
07
Советская администрация относилась к природе как к бесконечному и контролируемому ресурсу. Болото, aka «спящая красавица», заключало в себе энергию, которая на первый взгляд была скрыта и «ждала освобождения» (Пришвин, Перегудов, Кирсанов, Горький). «Всемогущему человеку» (неужели Прометею?), было «органически неприятно видеть неиспользуемую мощность» и он стремился «превратить зеленых лентяев, мирно оканчивающих свою жизнь без пользы для человека в своих послушных рабов23».
Катя Бруиш (Katja Bruisch) пишет, что болотные экосистемы как в Российской империи, так и в Советском Союзе воспринимались исключительно как ресурс, состоящий из земли, древесины и топлива. При этом болото описывалось как ошибка, природный беспорядок, который нужно исправить человеку, как агрессивная система, которую нужно остановить. Неудобные для натурального использования земли предлагалось трансформировать в продуктивный ландшафт24. Деревья и кустарники выкорчевывались, болота осушались, торф извлекался, оставляя после себя опустошенные территории и отравленные почвы.
В 1960-е годы ручной труд сменился механизированным. В 1980-е экстракция торфа достигла своей кульминации — 80% мировой добычи торфа приходилось на Советский Союз25. Описывая механизированный процесс разработок, H.B. говорит о машинах и их функциях. Разработка торфяных залежей начинается с вырубки леса и кустарника. Машины выкапывают валовые каналы для стока воды с выбранной территории в озера или реки. После вырубки оставшиеся в земле пни, коряги и корни машина глубокого фрезерования МТП42 перемалывает в труху, чтобы облегчить работу следующим машинам. Экскаватор копает картовые канавы длиной пятьсот метров с двадцатиметровой удаленностью друг от друга, чтобы вода по ним уходила в валовые каналы и далее в реки. Выкопанный грунт после высыхания разравнивает бульдозер. На одном и том же участке этот процесс повторяется три года. «После фрезера ничего живого там [на участке] не остается», — говорит H.B. В 1981 году добыча торфа на Х торфопредприятии составляла в среднем пятьсот тысяч тонн. «План — ты умри, но выполни. Разработки не прекращались даже во время пожаров и люди работали ночами. Вот в 2010 году, когда все области вокруг Москвы горели, у нас шестьдесят тысяч тонн добытого торфа сгорело».
Учитывая все названные параметры, можно вывести финальное утверждение:
Т = N < … ≤ П ≤ Λ < А = Ω
где П = Прометей, Λ = Ленин (или Космологическая постоянная, характеризующая вакуум СССР), А = электрификация, Ω = новый человек, Т = торфяница, а N = природа
при этом всегда Т = N = 0; А = Ω = ∞
08
В 1971 году ООН приняло Рамсарскую Конвенцию о водно-болотных угодьях, согласно которой болото рассматривалось не как бесполезная территория, а как имеющая огромное значение экосистема, подлежащая защите. Торфяные болота хранят в себе невероятное количество углерода, который высвобождается из-под земли при осушении этих территорий, даже если они используются для аграрных целей. Единственный способ остановить массивные выделения углерода — начать заболачивание территорий искусственным путем. Несмотря на это, разговоры об экологическом состоянии болот в Советском Союзе начали вестись только к концу 1980-х. H.B. вспоминает что к началу 2000-х из шести участков торфяных разработок закрылись пять. Производственная техника и осушенные территории этих участков были оставлены без какого-либо надзора. Торф может безостановочно тлеть под землей, выжигая большие участки. Зачастую на поверхности такие незаметны, а если огонь вырывается на поверхность на оставленных участках торфяных разработок — его практически невозможно остановить. Все это к 2000-м вынудило правительство и ученых начать процесс сохранения и восстановления болотных экосистем.
Я держу в руках несколько черно-белых фотографий, сделанных мной на Зенит примерно в 2009 году. На одной из них часть поля с остатками нерастаявшего снега. Пожилая женщина пересекает поле по тропе. На заднем фоне высокая, металлическая в основе и цилиндрично деревянная вверху водонапорная башня. За ней узнается часть полуразрушенной фабрики Y. На другом снимке здание фабрики внутри. Этажи и крыша обвалились, но каркас все еще стоит. Повсюду валяются кирпичи, арматура торчит из оставшихся стен. На других снимках фрагменты увязших в грязи советских грузовиков, корпусы заржавевших салонов тракторов, экскаватор с опущенным на землю ковшом, каркас узкоколейных вагонов, в которых лежат шпалы. В детстве мы пробирались в ремонтный цех и часами бродили между вагонами и неработающими машинами, искали металлические детали определенных форм, прислушивались к шагам охранников и рабочих цеха и убегали от них, когда они нас замечали. Заброшенные здания фабрик были местом для тусовок тинейджеров. Находиться там было опасно из-за возможности обрушений и дыр в полу и стенах. Там пили алкоголь, курили и занимались сексом.
Одна из фабрик сравнена с землей. Только по большим ямам можно предположить, что тут когда-то стояло массивное здание. Водонапорная башня осталась нетронутой. Брикетный завод так и стоит каркасом, но первый этаж закрыт, чтобы никто не мог попасть внутрь. Здание было выкуплено в частную собственность какой-то фирмой, но неизвестно, как оно будет использоваться. Механический цех снова начал работать примерно восемь лет назад. Установлена новая техника для формовки торфяных брикетов. Зимой на территории вокруг цеха снег становится серым и черным. Точно таким же был снег и в советское время.
В 2016 году Госдума одобрила, а Путин подписал законопроект о поддержке тепловых электростанций, использующих торф в качестве топлива26. Торф получил статус экологически устойчивого «возобновляемого источника энергии», потому что его ежегодный прирост на территории РФ составляет более двухсот миллионов тонн. К 2030 году планировалось увеличить использование торфа в топливно-энергетической индустрии с 1,2% до минимум 8–10%. Кроме того, восстановление торфяной индустрии сулило прирост рабочих мест в «депрессивных районах», чтобы «вдохнуть жизнь в сельские территории»27. Бруиш подчеркивает, что «чиновники активно продвигают добычу торфа, в то время как торфяные пожары на заброшенных местах раскопок зачастую плохо контролируются или даже скрываются местными властями28».
Сферы жизни рабочих поселка Х в советское время и последние 30 лет вращались вокруг добычи торфа и/или железных дорог. Сферы претерпевали изменения и, в зависимости от отрезка времени, возникали и разрушались, расширялись и сужались, перемещались из одного пространства в другое. Работни:цы приезжали на торфоразработки из года в год; торф в разных формах вывозился по железной дороге, а оборудование завозилось; люди уезжали из поселка из-за снижения темпов добычи торфа и остановки производства.
Повинелли пишет, что маршруты формируют пространства (создают миры) и решают, какие (не)биологические агенты несут смыслы в этом пространстве. Возникшие в этих пространствах-мирах социальные институты создают и перемещают значимые для них вещи и ресурсы. Маршруты выстраивают разветвленную сеть, формируя новые искусственные миры. Если проецировать эту мысль на процессы происходящие с 1990-х в поселке Х, это объясняет мое восприятие этого пространства как чего-то искусственного. Смыслы социального существования, сформированные до моего рождения, определяли социально-политические взаимодействия как между людьми, так и между природой и людьми. «Так было всегда. Поэтому все должно оставаться таковым». Поселок как в болото засасывало в тоску «по привычному», по идеализированной памяти о потерянном величии, по искусственной совместности, по рабочим местам на торфопредприятии. Момент сопротивления был единичным: отключение электричества, отопления и водоснабжения на несколько недель в 1990-е заставило жителей собраться вместе и перекрыть магистральную железную дорогу. Как только свет, тепло и вода появились, жители разбрелись по домам (и больше из них не выходили). Протоколы существования было невозможно изменить — логика Российской империи и Советского Союза перетекла в современную Россию. Все, что было сделано с людьми и территориями, останется безнаказанным, потому что всегда оставалось таковым. Что может разорвать этот цикл?
P.S.
Энергия материальна и состоит из металла, бетона, камня, торфа, проводов. Если убрать один компонент — например, торф — из энергии (А), то ее (инфра)структура не сможет оставаться стабильной и начнет распадаться. Энергия перестает быть бесконечной. Новый человек перестает быть идеалом. Миф о Прометее забыт. Памятники Ленину исчезают. Одновременно торфяницы (Т) и природа (N) перестают быть равными нулю.
Т = N < … ≤ П ≤ Λ < А = Ω
Если приложить усилие, система изчезнет.